Страна обреченных идей

Возьми меня, возьми На край земли И если есть этот край, Мы с него прыгнем вниз Мы будем лететь, мы будем лететь Мы забудем эту жизнь Nautilus Pompilius «Человек без имени» один Машина свернула в просеку и долго петляла по грунтовке, накатанной Бог знает когда неопределенного вида транспортом. Внутреннему взору представлялись пегие лошади местного графства, тянувшие за собой кареты, в которых пышногрудые дамы бросали томные взоры на своих спутников, непременно обмахиваясь веером и восклицая: «О, мон шер…» Кавалеры же, норовясь обнять своих спутниц, кричали: «Гони!» в задернутое шторой окошко. Ядовито-красный форд в этой местности казался таким же уместным, как автомагнитола в двуколке. Ярослав потряс головой, отгоняя странные видения, притормозил и огляделся по сторонам. Дорога, если можно так назвать усыпанную пестрой осенней листвой, ухабистую, расширяющуюся местами до размеров федеральной автострады, а местами узкую, чуть шире стеклянного горлышка Будвайзера, была совершенно не похожа на ту, что описывал Толик по телефону. После развилки три подряд поворота налево, один направо и через пять минут ты на даче. Голос друга показался Ярославу странным и как будто не совсем знакомым. С легкой хрипотцой, он звучал словно из давнего прошлого, записанный на пожеванную магнитную ленту. Когда он разговаривал с Толиком в последний раз? Мысль махнула крылом и вылетела из головы, оставив после себя едва заметное ощущение неопределенности. Ярослав посмотрел на стоящие непроходимой стеной осины, стволы которых переплетали щупальца неизвестного ему кустарника; на желтые головки цветов, похожих на кукушки, но растущие небольшими букетиками вдоль грунтовки; прислушался к птичьему гомону, звучащему уже достаточно давно, чтобы выйти за пределы внимания. И окончательно понял, что заблудился. За этим ухабом, если включить логику и прекратить думать о пышнотелых девках в воздушных бежевых платьях, полагался спуск, после которого он развернется и поедет обратно – к месту устойчивого приема Nokia, что должна, по идее, соединять людей, а не красоваться голой антеннкой в получасе езды от города. Ярослав включил автомагнитолу, и за секунду до выезда на все еще невидимый, но ожидаемый спуск, колонки разразились истошным криком: «ааааааааааааааа…. Пора, я сказал ей, сказал ей: Пора…..» Да, пора была ловить рыбу и пить пока прохладный, но уже нагревающийся Будвайзер в обществе друзей и… Образ Наташки в бежевом купальнике, наверняка готовившей в это время шашлык на остывающих углях, мгновенно растаял, превратившись во что-то совершенно неразумное. Нога моментально вдавила в пол педаль тормоза и с заднего сиденья, недовольно зазвенев, упал пакет с пивом. Сердце бешено застучало, заведенное на полную выплеском адреналина, а Шевчук все орал: «За твои, твои глазища, твое имя на заборе, я согласен выпить море, лишь бы доползти до днища…» В метре от капота форда, присев на корточки и нелепо разведя руки в стороны, как бы в очень глубоком книксене, на него смотрела широко распахнутыми глазами молодая девушка, лет двадцати. Но удивило Ярослава не столько то, как и почему она оказалась тут, не выражение застывшей испуганной лани на ее лице и даже не то обстоятельство, что он через лобовое стекло и против солнца, взошедшего над кронами разноцветных осин, отчетливо различал ее серо- голубые глаза. А то, что одета она была в ярко-красное, почти до пят, бальное (я обнимаю тебя за плечи и, не отрывая глаз от твоих губ, все еще шепчущих: «Мон шер…», кричу в окошко: «Гонииииии!») платье с открытой спиной. На ногах красные, в цвет платья, туфли на высоком каблуке. Золотистые волосы, ниспадавшие аккуратными мелкими локонами на плечи, еще совсем недавно были уложены рукой знающего свое дело стилиста. Или цирюльника. На шее – плеяда из мелких золотых цепочек, украшенных такими же маленькими красными камнями, сверкающими на остывающем осеннем солнце. Ярослав выключил магнитолу и открыл дверцу машины. ДДТ прокричали что-то о чертовых глазищах, которые просили продолжение рода, и смолкли. Мир вокруг на несколько долгих секунд охватила полнейшая тишина. Замолчали птицы и прочая живность, населяющая осенний лес. Ветер не трепал обычно такие волнительные осиновые листья и не шуршал их опавшими собратьями. Ярослав вышел из машины, утонув по щиколотку в разноцветном конфетти из умирающего лиственного крова, и оставил дверь открытой, боясь нарушить эту волшебную тишину, и еще больше испугать девушку. Чувство дежа-вю закралось мелкой птичкой в его сознание. Что- то связанное с листьями, его кроссовками в листьях и… вечностью. Но птичка тут же вырвалась на свободу, не повредив оперения. - С Вами все в порядке? – этот весьма ожидаемый вопрос, показался Ярославу абсолютно неуместным. Он чувствовал, что с девушкой или все в полном и совершенном порядке, или наоборот. Или то, или другое. Но не мог понять что именно. - С Вами все в порядке? – повторил он снова, наткнувшись на невозможность обречь в слова пролетевшую стайку мыслей. Ноги его будто привычно увязли в сахарной вате листвы, не в силах сделать ни шагу, однако расстояние от машины до застывшей посреди дороги девушки каким-то чудом сократилось почти вдвое. Она уже смотрела на Ярослава без тени давешнего испуга спокойными ясными глазами и выражение ее лица, незагорелого, несмотря на закатившееся недавно лето, скорее предавало полуулыбку и участие, чем шок. Она уже выпрямилась и опустила руки. - Слав… Меня зовут Ярослав, - он едва не протянул ей руку. - Сонеч..., Софья, - произнесла девушка приятным невысоким голосом, и Ярославу показалось, что она нарочно запнулась на этой фразе, подражая ему. - Вы не ушиблись? Я же на Вас чуть не наехал, - в нем просыпались оправившиеся от шока негодование и страх. - Мне нужно туда, - девушка указала в сторону леса, нависающего справа от дороги. Ярослав увидел узкую лазейку в переплетенном кустарнике, вход в которую, как бы специально обозначала россыпь тех самых желтых «кукушек». – Я должна быть там, а здесь я случайно. Извините, Слава. – Девушка сделала попытку повернуться в указанном направлении, не сводя голубых глаз с удивленного молодого человека. – Я пойду.., - то ли сказала, то ли спросила она. - Я… э… Вы здесь…, - стаи мыслей пролетали в его голове, оседая вопросами, которые пытались вырваться одновременно, коверкая язык. Вы откуда тут? Вы одна? Как Вы тут оказались? Зачем Вам одной в лес? Где Ваша машина? Вместо всего этого он тихо пробормотал, вслед удаляющейся девушке: - П…почему должны? Она уже раздвигала сплетенные ветви кустарника, безжалостно давя шпильками «кукушки», и Ярослав понял, что его фраза улетела в небо. Но перед тем, как полол ее платья скрылся в этой узенькой прогалине, он вполне отчетливо услышал приятный низкий голос: - А Вы… Вы не должны быть здесь. – И Ярослав ясно представил улыбку на лице девушки. два «Я не должен здесь быть. Не должен… Сама же говорила. Зачем я здесь? Кто я?» Он бормотал слова себе под нос, вконец запыхавшись от бега. Начав с быстрого шага, он все прибавлял и прибавлял, постоянно спотыкаясь и падая. Костюм на локте и плече был прорван, и материя свисала иссиня-черными кусками, обнажая бежевую рубашку. Ветки вездесущего кустарника торчали из- под ворота, впиваясь в кожу. В наполовину оторванном кармане все еще лежал платок, а в лацкане кафтана при каждом движении подрагивала понурившей желтой головой «кукушка». Споткнувшись о корневище огромного дерева, Ярослав вылетел на просеку, едва не угодив под копыта коня, везущего карету. Вовремя отпрыгнув влево, он попятился прочь, упал снова, уже не в силах подняться, а упряжка прогромыхала мимо, остановившись у внезапно возникшего перед ней светофора. Из кареты никто не вышел. Светофор горел ослепительным ярко- красным светом. Будто бусинка с ожерелья Сони вдруг увеличилась в сотни раз и поймала на себя последний луч заходящего солнца. Ничего не соображая, Ярослав, отталкиваясь ногами и одной рукой от вросших в землю корневищ, хлопая второй рукой по карману, все смотрел расширенными от ужаса глазами на пегого коня, бьющего копытом перед светофором, на женскую руку, прикрывшую штору в окошке кареты, на медленно гаснущее солнце. И лишь когда импровизированный перекресток поперек движения упряжки превратился в бетонную автостраду, по которой промчала карета скорой помощи со включенными маяками и сиреной, Ярослав наконец нащупал пачку сигарет, сорвал с себя остатки кафтана, бросив его вслед тронувшейся карете, и побежал. «Не… не должен… помню… я помню… Толя… Наташ… (бежевый купальник на пышном теле)…. Кто я? Кто Ты?» Из оставшейся за спиной просеки, сквозь орущую сирену скорой, до него донесся тихий печальный голос: «Да выключи ты уже эти мигалки. Умер он. Не успели…» три - Расскажи мне, кто ты, - она шла довольно быстро, и Ярослав, застывший на старте лишь на минуту (да еще зацепившийся при входе в лазейку карманом рыбацкой жилетки о проклятый неопознанный кустарник. При этом он посмотрел под ноги: «кукушек» не было. Вообще не было, никаких, нигде), все никак не мог ее догнать. Однако, выбранный ею темп, нисколько не мешал Софье плавно и даже грациозно огибать деревья, проходить сквозь сплетенные ветви, не путаясь в высокой и цепкой траве, не спотыкаясь и не проваливаясь в скрытые мхом и листвой ямы. - Я? – он почувствовал себя чемпионом мира по идиотским вопросам, заданным девушке при первой встрече. А если учесть тот краткий промежуток времени, в течение которого вопросы были заданы – то и чемпионом галактики тоже. Ведь с момента, когда «Будвайзер» недовольно зазвенел на заднем коврике «Форда» прошло не более пяти минут. И вот он догоняет странную девушку в вечернем платье, спотыкаясь о корни вековых осин, то и дело снимая с лица летящую паутину, а попавшая за шиворот веточка больно царапает шею. Зачем он здесь? Только лишь от того, что у нее такие ясные серо-голубые глаза в обрамлении золотых кудряшек. Или от того, что «ей нужно туда», а он, «он не должен быть здесь». Или… - Конечно ты. Мы же должны познакомиться. Ты молчишь, а времени остается все меньше и меньше, - не оборачиваясь, сказала она, пригибаясь под разросшимися ветвями вяза. - Я… тут, еду, то есть, ехал на… - а куда он собственно-то ехал? Чей-то день рождения? Праздник? Или просто выходные? Толя ему говорил, кажется, да вот вылетело из головы. Давно это было… Хотя вроде бы… - Ау, догоняй! - Задумался... Я – это я. Ехал тут… чуть на тебя не наех..., – кроссовки поехали на чем-то мягком и скользком и Ярослав чудом удержал равновесие, не обратив внимания на этот легкий и непринужденный переход на «ты», - Как ты тут оказалась? - Точно не знаю. Думаю, что это ошибка, и я сейчас ее исправляю. А может всему виной ты. – Софья в первый раз обернулась, остановившись у поваленного дерева. Догнавший ее Ярослав, по уже сложившейся традиции, подумал сразу о нескольких вещах, но озвучивать их не стал. Какая она странная. А нет ли тут по близости клиники? Какая она красивая. Как мы, должно быть, необычно смотримся вместе: она – в вечернем наряде, скользящая ярким пятном по рыхлому ковру осени; я – в спортивной рубашке и жилетном костюме цвета хаки, сливающийся с местной флорой, но бредущий медведем напролом. - Ты сможешь ее исправить? Ошибку эту? – Пусть это будет игрой. Глупых вопросов и странных ответов. Ведь какой у меня выбор? Стоять, зарывшись кроссовками в… Зародившаяся мысль, вороном выскочила на волю. Сверху, там, где кроны осин сплетали решетку в окне неба, закаркала, смеясь, невидимая птица. - Смогут ли буквы, самостоятельно исправить неправильно построенное предложение? А слова? Сможет ли предложение, вырванное из контекста черновика, внести правку в текст, его окружающий? – Она больше не улыбалась. – Пойдем, мой забытый товарищ, если уж ты решил идти со мной. - Ты, наверное, писательница. Или лесная фея, - Ярослав потянулся к верхнему карману жилетки. Там лежала пачка сигарет и зажигалка. Но передумал. И время было не подходящее, да и берег он почему то сигареты. Ощущение неопределенности снова завладело им. – Куда мы идем? - Я и не то и не другое. Я… Слева на прикрытой ельником поляне что-то бухнуло, зазвенело металлом, и птицы в кронах засмеялись громче. четыре Я сам… Я сам по себе. Я себе ХОЗЯИН. Я не то и не другое! Я… о боже! Он с силой толкнул дверь, едва выбравшись наружу. Массивная, с тяжелой кованой ручкой, она без всякого доводчика плавно закрылась за его спиной, будто завершая момент выбора. Вряд ли она еще когда откроется, подумал Ярослав. Во всяком случае – мне. В сторону леса тянулась брусчатка, которой и в помине не было, когда они шли сюда. Пройдя несколько шагов под оглушительный стрекот цикад, салютовавших в честь новых хозяев усадьбы, он обернулся. Перед ним стоял замок, начинавшийся крыльцом с изящными женскими статуями, поддерживающими перила мраморной лестницы, по которой он не спускался и не поднимался. Крыльцо органично переходило в центральное сооружение, отделанное светлым мрамором. Огромные окна первого этажа, по обе стороны от крыльца были задернуты плотной тканью и напоминали закрытые глаза уснувшего великана. Крайние окна второго этажа напротив, светясь голубоватым светом, смотрели на него во все свои овальные глаза. Левый и правый флигели, примыкающие к основному зданию на половине его высоты, своими вытянутыми залами с округлой крышей и маленькими симметричными часовнями на торцах, огибая полукругом поляну почти по периметру, напоминали Ярославу лапы хищного, но одинокого чудовища, спавшего тысячелетия на странице неоконченной повести. Вопреки его ожиданиям, свежий воздух не развеял чары и не заставил посмеяться над воображением девушки. Все вокруг, хоть и не подтверждало ее правоту, но и не опровергало ее, создавая все более и более невероятные вещи. Иссиня-черный вечерний костюм не исчез, поляна впереди и справа от замка продолжала дымиться, а лицо своего лучшего друга, он так и не вспомнил. Страна обреченных идей. Так она сказала. Самое сложное в жизни – ждать и догонять. Я долго ждал. Теперь вот догнал ее. Неужели нет иного пути? Я ведь хотел именно этого. Он обернулся и снова посмотрел на замок. Он как раз заканчивал превращение в маленький уютный коттедж. Флигели уступили место двум липовым аллеям, идущим полукругом к пруду напротив. Огромное крыльцо, сохранив лишь мрамор ступеней, уменьшилось в три раза, оставляя место балкончику под длинными, распахнутыми настежь окнами второго этажа. Перед домом выросли качели, вокруг которых, как грибы после дождя, возникали части детской площадки: турники, горки, змейки. И Ярослав доподлинно знал, что к задней части дома примыкает гараж. Это его или ее работа? Все-таки буквы кое- что могут. - Теперь дверь откроется, - в распахнутом окне показалась Соня. Она забралась на широченный подоконник и села, прислонившись спиной к раме. Голубые джинсы и белая футболка. И те же яркие серо-голубые глаза в золоте волн. Теперь все было так, как он хотел. И совершенно не так. «Не то и не другое» - подумал он. – «Давно ли я начал чего то хотеть? Давно ли стаи перелетных мыслей стали гнездиться в голове, не пролетая мимо. Даже если все это так. Что заставило ее сделать так? Жалость и участие к забытой жизни. Моей жизни. Моей! Где же ты есть, мой персональный бог?!» - Я знаю, что откроется... но… я должен быть там, – он повернулся к лесу и сделал уверенный шаг вперед, - а здесь я случайно. Извини, Соня - сровнявшись с подлеском, Ярослав побежал. пять - Мне туда не нужно, - она резко развернулась и пошла прочь от грохотавшей поляны. – Это не та идея, которую я хотела Ему дать. Мой персональный бог наивен. Его кидает из стороны в сторону, а я, видимо, не люблю фантастику, пусть даже и научную. Обойдя частокол ельника, Ярослав, сквозь узкую прореху в широких зеленых лапах, увидел огромную металлическую конструкцию, похожую на лежащую на земле бутылку «Будвайзера». Только она была в сотни раз больше и не лежала, а висела в двух метрах от земли, выплевывая в разные стороны столбы огня и пара. - Что это? – прошептал Ярослав с ужасом в голосе. - Еще одна похороненная идея. Каких тут тысячи. Такая же, как я. Такая же, как ты. - Что ты несешь! Какие идеи? Это… это… я забыл слово… - он задом пятился в сторону девушки, не отводя глаз от извергающего огонь чудовища. - Ты не забыл слово. Ты его не знал, - они вышли на поляну. Соня, медленно переступая, чтобы не подвернуть ноги в жмущих теперь красных туфлях. Ярослав, пятясь спиной и закрывая глаза рукой от яркого света. - Мы почти пришли. Я должна… Девушка наклонилась и сорвала единственную «кукушку», растущую на поляне. Взяла Ярослава за плечи, мягко, но решительно повернула лицом к себе, посмотрела ему в глаза и вставила цветок в карман его жилетки. Ее ясные глаза были печальны. - Зачем это? - Чтобы ты смог вернуться, если захочешь. Вернуться назад, - она кивнула головой в сторону леса. - Соня, я знаю тебя полчаса. Что ты такое говоришь? Что это все? Где мы? Кто ты? – его вопросы, словно выстрелы, резали воздух. Сам того не осознавая, он за последние несколько секунд сказал больше слов, чем за всю жизнь. - Я – черновик. Персонаж забытого рассказа. Ко мне потеряли интерес даже не на середине, а в самом начале. Я чудом сохранилась на Его столе и сегодня Он посмотрит на меня. Я пришла сюда, чтобы одарить Его новой идеей. Чтобы… А по пути встретила тебя… Ты стоял у машины, по щиколотку в листве и смотрел на спуск. Сколько ты так стоял? День? Неделю? Год? Нельзя просто так ждать. Это мука. Его мучает совесть. Нас – мучает одиночество. Мы вечные жители Страны обреченный идей. Я… - Замолчи! Это не так! Я ехал. На свадьбу. То есть на день рождения. Меня пригласили. Толик. Он мой лучший друг. Наташка («О мон шер, бежевое, бежевое, бежевое…. Гони!). Я заблудился просто. Ясно!? – Ярослав отступил от нее и побежал бы прочь, если бы сзади не раздавалось уханье страшной машины, скрежет металла и не виднелись огненные вспышки. - Скажи мне, чего ты хочешь? – она улыбнулась, взглянув в его ополоумевшие глаза. Простой вопрос. Ярослав открыл рот, чтобы ответить, точнее, прокричать что- то, и закрыл снова. Что он хочет? Для себя? Для кого? И от кого? Лишь гомон и хлопанье крыльев улетающих смеющихся птиц. Он повернул голову к центру поляны и увидел там маленькую деревянную лачугу с покосившимся штакетником по обе стороны. - Я… - и тут яркий свет вспыхнул отовсюду. Ярослав зажмурился, но это не помогло, так как свет был внутри него. Клетка захлопнулась. Мысли принялись наперегонки занимать свои места. Смех сменила тишина. И ясность. – Я знаю, чего хочу. - Верю, - Соня с грустью поглядела на «кукушку» в кармане жилетки. – На тебя посмотрели. И он увидел тебя, – а затем, потупив взгляд, прошептала, - Вот только… чей… Ярослав ее не услышал. - Пойдем туда. Все не так, как кажется на первый взгляд. Ты это уже понял, - девушка взяла его за руку и повела за собой в избу. Он открыл дверь и пропустил ее вперед. В голове вертелась мысль: «Ни то, ни другое; ни то, ни другое, ни то…». - Каждый…, все мы имеем право выбора. Пусть понимание этого приходит не сразу. Буквы кое-что могут. Не всегда мы движемся по написанному сценарию. Не всегда сценарий – наша судьба. Мы – артефакты, которые Он открывает для Себя, пусть и создавая нас. Наше влияние на Его перо, на направление Его мыслей, очень велико. Главное понять это. И не сдаваться. – Она указала рукой вглубь комнаты. – Я не сдамся. И тебе не позволю. Пространство внутри избы поражало воображение. Громадные, метровой толщины колонны, подпирали шестиметровую потолочную арку. Лестницы цельного камня слева и справа от входа уходили, казалось, в небеса. Это был… - Сегодня здесь будет бал. И ты – мой гость. Или ты – мой… - ее одежда изменилась до неузнаваемости. Бежевое бальное платье по последней моде девятнадцатого века заменило давешнее красное из не наступившей еще эпохи. Прическа стала выше, обнажив лебединую шею, и маленькие эльфийские уши. Лишь красное ожерелье осталось неизменным. – Как скажешь… На стенах появились двухметровые картины с портретами, на одном из которых Ярослав узнал Софью, стоящую в осеннем лесу среди калейдоскопа осиновых листьев. На другом с удивлением увидел себя сидящего в расшитой бархатом двуколке, запряженной пегой лошадью, осматривающего дорогу впереди. Мысли мелкими стайками кружились, не имея возможности вырваться наружу. В отличие от… Ярослав дотронулся до «кукушки» и только сейчас обнаружил, что на нем свадебный кафтан темно-синего цвета, из кармана которого торчит белоснежный платок, а «кукушка», чьи лепестки он сейчас теребит, перебралась на лацкан. - Я… подумаю… подышу свежим… это все… я … я выйду, - он повернулся и опрометью кинулся к массивной входной двери с тяжелой кованной ручкой. «Наваждение, наваждение... ни то, ни другое. Я сам…» Только бы она открылась, думал он, теребя цветок. минус один «Объездная закончилась поворотом в осеннюю сказку. Асфальтированная дорога стала заметно уже и обочиной почти касалась нависших над ней деревьев, создавая ощущение езды сквозь живой, переливающийся теплым спектром красок, туннель. Только зарождавшаяся согласно календарю, осень в этой части пригорода вышла на пик своей природной формы. Она уже усеяла все кругом желто-красным конфетти осиновых листьев, но пока не собиралась плакать по ним каплями охладевшего к лету дождя. Колеса машины глухо шуршали, утопая в листве на четверть, пиная ее, как праздный гуляка в парке. Асфальт теперь проглядывал лишь местами. Словно не желая играть в ручеек с таким шумным агрегатом, птицы маленькими стайками срывались с раскинувшихся над дорогой ветвей и улетали петь вглубь леса. Солнце взошло достаточно высоко и не слепило водителя, который сосредоточенно смотрел по сторонам, казалось, не замечая красоты осеннего пейзажа и не слыша его мелодий. Обещанного поворота на грунтовку не было ни справа, ни слева, а отсчет трех километров закончился с километр назад. Машина окончательно сбавила ход, но тут осины, дрожавшие все более тревожно, внезапно расступились, распахнув невероятно узкий выезд из импровизированного туннеля. Примыкающая дорога была больше похожа на очень широкую тропинку и образовывала с «туннелем» острый угол. Автомобиль клюнул носом в это окошко и остановился. Ярослав вышел, тут же утонув по щиколотку в рыхлую вату листвы, огляделся по сторонам, словно надеялся найти случайного прохожего и, не обнаружив никого, достал из кармана жилета сотовый. На дисплее мигала надпись «Поиск сети». Пробормотав что-то похожее на «Nokia, connected, бля, people», он нырнул в просвет между осинами. Дорога, обогнув пару кустов сирени, мелким серпантином тянулась вглубь леса, метров через двадцать делая крутой виток налево и вниз. На этом импровизированном повороте стояла одинокая сосна, подпираемая с трех сторон дрожащим калейдоскопом лиственных собратьев. Маневра для разворота в ближайшей перспективе видно не было. Посмотрев еще раз на экран телефона, мужчина безнадежно махнул рукой и побрел обратно в сторону машины, поддевая листву тупыми носками спортивных туфель». «Осколок недописанной поэмы» глава 5, неоконченная. Бородин С., март 2011 г. шесть «Наваждение, наваждение. Я не должен быть здесь! Кто я? Сукин сын, ответь мне – КТО Я?». Он нашел машину сразу. Вопреки его опасениям, это был красный форд с той же царапиной на заднем крыле. «Потерял интерес? Потерял актуальность? Я… почему я встретился с ней? Кто Ты? Где Ты? Может ты умер, и тебя везут в карете…» Машина рванула с места, оставив после себя разлетевшийся из-под колес ворох парящих осиновых листьев. семь Ярослав вышел, тут же утонув по щиколотку в рыхлую вату листвы, огляделся по сторонам, словно надеялся найти случайного прохожего и, не обнаружив никого, достал из кармана жилета сотовый. На дисплее мигала надпись «Поиск сети». Пробормотав что-то похожее на «Nokia, connected, бл… *** Э, нет, Друг мой. Самое тяжелое в жизни – это ждать и догонять. Я ждал достаточно долго. И уже догонял. Может быть истина – где-то между? Ни там, ни там. Ни то, ни другое… Многое можно сделать в ожидании… старта. *** Машина остановилась, но Ярослав не спешил выходить. Кроме дрожащих осин вокруг ничего не было. Он чувствовал это. Практически знал. Нажал на кнопку включения автомагнитолы и из динамиков печальный женский голос запел: Время остановилось между сказкой и былью Я стою на холодных плитах, покрытых звездною пылью… Мост над туманным заливом, чувство до боли знакомо Закрываю глаза и таю, падаю в невесомость… Хлопнув себя по карману жилетки, Ярослав понял, что пачки сигарет нет. «Наверное, осталась в кафтане», - озябшей птицей долетела до него случайная мысль. Открыв бардачок машины, он достал планшетник, бросив вместо него не нужную теперь Nokia. Включил планшетник и открыл новую страничку текстового редактора. - Буквы тоже кое-что могут, - Ярослав улыбался. «Он любил свою работу…» один Толик любил свою работу. Ни тебе нахальных пассажиров, ни тебе нервотрепки с автоинспекцией. А еще эти мигалки и сирена!. Да еще мон шер, Натали! В светло-бежевом халате медицинской сестры. И ее пышные формы… И ощущение того, что ты ежесекундно пытаешься кому-то помочь. Пусть и не всегда можешь. Вот сейчас вряд ли удастся… Ранение в голову. В аптеке. Пострадавший, судя по документам, Борис Ткачев, известный, впрочем, в прошлом, писатель. Шпана пыталась ограбить кассу, а он защищал фармацевта. Тоже мне, герой романа. Сирена выла, а он все прибавлял газу, лавируя в загруженном потоке транспорта. - Да выключи ты уже эти мигалки. Умер он. Не успели… - голос фельдшера был тих и печален. Водитель послушно, хотя и с явной неохотой, потянулся к кнопке, одновременно сбавляя скорость. Нет нужды гнать, когда гнать уже не за чем. От вопля сзади он вздрогнул, крепче вцепившись в руль: - Есть пульс, Толя! Наташ, это чудо какое-то. Он еще жив! – Наталья, второй фельдшер скорой, имеющаяся выдающие форма и не менее выдающийся опыт медицинской сестры, поправила штору в карете скорой помощи, мгновенно переключившись на аппарат искусственного дыхания. – Не останавливайся на этом светофоре, Толик! Гони! В рассказе использованы тексты песен группы ДДТ и Fleur.