Геннадий Басов Стихи в сборник

Геннадий Басов

ВСЁ ЗА СПИНОЙ
С утра вдруг воображение дорисует
приметы все отеческого Стикса,
где небо низкое в мрачности тоскует,
где страхи смыты и уже нет риска.
Уперлись сваи в дно,и беспросветно
в туманных днях дождаться переправы.
Всей обреченности приметы не заметны,
как взмах гребцов на берег дальний правый.
За поворотом в берега вросло
село, где не убог приют у чела.
У лодочника треснуло весло,
«подлеченное» наспех, неумело.
Всё за спиной – и двор, и кот, и дом-
зыбкие приметы человека.
Гребец спешит, покуда ещё льдом
не замостила осень эту реку.
ВАРИАЦИЯ
Деревья любят сезоны потому,
что у растений век идёт по кругу,
что корни, семя, сбежавшие во тьму,
без страха ждут то топора, то плуга.

Их душа обнажена, пуста.
Как озон без цвета и без вкуса.
Словно до рождения Христа,
они все знали притчи Иисуса.

Тянули к солнцу ветви и листву,
и сердца их открывались свету.
Зеленые ангелы любви,
посланники вселенского завета.

ВАРИАЦИЯ

Деревья любят сезоны потому,
что у растений век идёт по кругу,
что корни, семя, сбежавшие во тьму,
без страха ждут то топора, то плуга.

Их душа обнажена, пуста.
Как озон без цвета и без вкуса.
Словно до рождения Христа,
они все знали притчи Иисуса.

Тянули к солнцу ветви и листву,
и сердца их открывались свету.
Зеленые ангелы любви,
посланники вселенского завета.

ОДА ВСЕМУ ЖИВОМУ
Заложники полёта эволюции,
Этногенеза мыслящий планктон,
Омы, чеховы, королёвы революций,
Медузы, бабочки, голуби, тритон.
Всё мы ,поднявшись выше страха,-
Сиянье света, разливы рек тщеты.
Это мы ,рожденные из праха,-
Кости,жилы,осколки красоты.
Нас защитят от царств нелукоморья,
От берегов сжигающей тоски
Наши верфи,с которых мы по морю
Отправим струги туда, где тайники.
Небесным светом истины омыты
Откроют жизни стоимость и вес.
В потоках лет станет вновь открыто
Просеянное золото небес.

ТВОИ ЛИНИИ УЛИЦ
твои линии улиц,
старый мой Ленинград,
как и фильмы Кустурицы
про павший Белград,
помню,память ломаю,
заливаю водой,
но её не хватает
и с гранитной Невой,
и пригоршней черпаю
из Синявских болот,
где отец в сорок третьем
лицом падал вперёд...
ДИАЛОГ
-От века золотого в этот век
к сказителям базарного уродства,
где сердце, мозг сжигает человек,
где вопли, крики о собственном сиротстве.

Куда попал я? Кто позвал сюда
издалека-в болото сонной дрёмы,
где честь забыта, нет её следа,
никто не дрогнет от раската грома.

Всё скорбно здесь, испорчено-одна
на род людской общая прореха…
У музы, вижу, катиться слеза
от взора на экранную потеху.

-Тебе здесь также вскоре суждено
стать тенью и плыть в огнях рекламы.
Перо, бумага здесь не в ходу давно,
а мерзость пасквиля сползёт к тебе с экрана.

Нет не весна идёт к тебе, а –смерть.
Она глядит не набухшей почкой.
Тебе не даст Бог никогда посметь
взглянуть на нас у самой-самой точки.

-Но в моём веке начертано уже
быть рядом с вами, хотя и мало проку.
Устал я, но всё ищу в душе
себя, вас: не Бога-так пророка.
10.02.2017

ЭЛЕГИЯ
Я помню конный двор в дожде осеннем,
там не было огней и света было мало,
лишь запах кожи из конюшни и сеней;
телеги, сани вперемежку как попало.

С высоты первого десятка лет
уныло было всё, всё так однообразно.
Ничто не полюбил и говорил лишь нет,
и даже коновязь казалась грязной.

И взору отворилась пустота-
без красок, звуков, нужных слов при этом.
Без смысла, без названья красота.
Как дальше быть? Я в десять стал поэтом.

Но в четырнадцать я полюбил коней,
любил купать их в полдень жарким летом.
А слово "коновязь" шептал с пиететом,
и речь мерную сменил на круг друзей.
Элегия
Я помню конный двор в дожде осеннем,
там не было огней и света было мало,
лишь запах кожи из конюшни и сеней;
телеги, сани вперемежку как попало.

С высоты первого десятка лет
уныло было всё, всё так однообразно.
Ничто не полюбил и говорил лишь нет,
и даже коновязь казалась грязной.

И взору отворилась пустота-
без красок, звуков, нужных слов при этом.
Без смысла, без названья красота.
Как дальше быть? Я в десять стал поэтом.

Но в четырнадцать я полюбил коней,
любил купать их в полдень жарким летом.
А слово "коновязь" шептал с пиететом,
и речь мерную сменил на круг друзей.

*** ***
Мы растерялись. В прошлом впереди
Коммунизм ещё призраком маячил,
Со славной скрепой и от маркса сдачей,
И что-то шевелил с утра в груди.
Потом скакала в пыли дорог тачанка.
Стоял до одури мальчонка на часах.
В огне метался полуголый Данко.
Всё застревало в горьковских усах.
На выпускном пьянила не сирень.
Утих Корчагин в роли Ланового.
Андрей Болконский пил у Броневого,
Затем в «Элефанте» задумчиво сидел.
Лимонов в муках узнавал Нью-Йорк.
Лолита Гумберту дала себя почувствовать
Сверхчеловеком. Поэт не стал мудровствовать,
И за океан умчал из северных берлог.
Всё растворилось. Уже Царём с афиш
Глядит на мир наш новый исповедник.
И взрывает последний заповедник
Всё пожирающая компьютерная мышь.

СТИХОПЛЁТЫ
­­­Стихоплёты глуши, захолустья,
Допиваем вечерний абсент.
Не доплыть нам в Непрядве до устья,
Не причалить в каспийский Дербент.

Янтари мы с тобой растеряли.
Да и золото тут не в чести.
Чернозёмы с песками мешали,
И полынь лишь сжимаем в горсти.

Дороги нам цветы и коренья,
Нет отгадки у тайны плода.
И тщету эту в стихотворенья
Мы безропотно прячем тогда.

Дама червь-нам благая примета,
Королева-нам с площади бл…
За околицу града, деревни
Нас бы скопом всех отселять.

Мы –татарник, иссушенный в поле,
Мы-сосуд схороненной мечты,
Самозванцы по собственной воли,
Недотёпы последней черты

ПАМЯТИ ВОЛОДИ КУЗИНА

Пропеты песни солнцу, маме,
родной земле, любви и свету.
Душа жила ,страдала с нами,
но так, как только у поэта.

СНЕЖНЫЕ СТРОКИ
И вновь, как много лет, веков
пора тишайших снегопадов-
как разрывание оков
в сезонах, снах и звездопадах.
Всё мимо глаз и между тел
скользнёт и ляжет у порога,
а кто-то выдохнул меж тем:
мол, выпросил снега у Бога.
А поутро в смятенье жалком-
где и как сказать ему,
(но где ж тот дом с печью жаркой):
-Я так молиться не могу.

В ДЕНЬ ПАМЯТИ ПОЭТА

Время слушать февральскую вьюгу,
за мглой неба спрятана синь.
В этот день Его музу-подругу,
как Он там в небесах, расспроси.

Пусть расскажет о звёздных виденьях,
и узнает- Его здесь нарекли
русским солнцем творений нетленных,
но за Речку отомстить не смогли.

Пусть узнает,как пули летели
в беззащитные поэтов сердца:
их позже спасать не умели-
чашу каждый испил до конца.

Не простим убийц всех поэтов:
ни Машук,Гумилёва расстрел,
кто Рубцова лишил жизни света,
ни Дантесу коварный прицел.

В этот день под куполом храма
поминальная вспыхнет свеча,
и застывшая зимняя рама
прослезиться,а с ней -и душа.
10.02. 2017
МАРТ
Март -он художник месячной поры,
Он гений графики и ясных линий новых.
Для неба, деревьев, той горы
Готовит лайм, маренго с бирюзовым.

Я ПОМНЮ МЕТЕЛЬ
Я помню метель из прошлого века,
озябший автобус «маде союз».
Из города «А» в «Б» у пробега
полные шансы заспать свою грусть.
В пути у морозного без света окошка,
дыханием грея ладошки свои,
девочка с младшего курса, ну- крошка,
чёлка на лоб и глазки остры.
И чтобы совсем от тоски и от хлада
не превратиться в пути в снегирей,
жалели мы Пушкина, которому надо
в пути меж столицами менять лошадей.
С тех пор утомились и наши савраски.
Но та же метель ,как в те же века.
В февраль лишь уносит память-упряжка:
ладошки...Пушкин … И ты далека.
Я помню метель из прошлого века,
озябший автобус «маде союз».
Из города «А» в «Б» у пробега
полные шансы заспать свою грусть.
В пути у морозного без света окошка,
дыханием грея ладошки свои,
девочка с младшего курса, ну- крошка,
чёлка на лоб и глазки остры.
И чтобы совсем от тоски и от хлада
не превратиться в пути в снегирей,
жалели мы Пушкина, которому надо
в пути меж столицами менять лошадей.
С тех пор утомились и наши савраски.
Но та же метель ,как в те же века.
В февраль лишь уносит память-упряжка:
ладошки...Пушкин … И ты далека.

ВИСКОСНЫЙ ПРОХОДИТ
Снова вьюги пробегут по душе,
Как в серёжках ольховых дрожь,
Високосный проходит уже.
Сколько было? Уже не вернёшь…

Буду время избывать без затей,
Новый мир в тиши открывать,
Без напитков крепких страстей
В дни снегов обо всём забывать.

Может, стану птицей тоски,
Может, белым крылом промелькну,
Но запечным сверчком не с руки,
Я из тьмы извлеку тишину.

Рассмотрю сквозь звёздный туман,
Слабым светом добра убелюсь,
Слезой смою лет всех обман,
И о предках своих помолюсь.

А потом –уже Богу свечу,
Чтоб закрылась судьбы западня.
В одиночестве слух отключу,
Чтоб не слышать, простивших меня.

НЕ КАЖДЫЙ УДОСТОЕН ЧЕРНОЙ РЕЧКИ

Не каждому , случай очень редкий,
поэтам выпадает по судьбе
шагнуть на берег своей Черной Речки
под пули с пистолетами в руке.

Многие у Музы свыше молят:
дай шагнуть хоть на проторенный путь-
хотя б французская пусть любовь уколет
или эстонская Северянинская жуть.

Всё больше комформистов от дивана:
повисли нервы, придавил испуг,
и не кровоточит, как прежде , уже рана,
уже не рвутся через запретный круг.

Всё больше их на избранной дороге,
сменивших хитро девять грамм свинца
на мольбу, в страхе перед Богом,
на звонкость лиры и милость подлеца.

До берега , той самой Черной Речки,
до Машука, вот так себя губя,
нам многим не дойти. Мы так беспечны
в спасенье слова, чести и себя!