У Эйдена было мало радостей в жизни. Он жил в пансионе, соседи в котором не отличались дружелюбием, ходил на работу, которую терпеть не мог, отсылал крохи зарплаты родителям, зная, что те их обязательно пропьют, и каждый день надеялся, что когда-нибудь что-то изменится. У него не было друзей, так, только коллеги, с которыми он здоровался и прощался, пожимал им руки по утрам и забывал их имена к вечеру.
Чтобы не сойти с ума, Эйден разговаривал. Сам с собой, с техникой, со своим котом, которого лелеял. Кот был рыжим и тощим, несмотря на хорошую кормежку, а еще очень говорливым и ласковым, и часто по вечерам Эйден устраивал с ним целые беседы, обсуждая ситуацию вокруг. Эйс (так звали кота), отвечал ему частыми «мяу», и Эйден был безумно рад, что у него есть такой собеседник.
Еще, Эйден любил разговаривать с огнем. Он делал так с самого детства, с тех самых пор, как отец брал его с собой на охоту. Костер трещал и издавал уйму необычных звуков, и Эйден пытался копировать их, смеясь и раздражая отца глупостями, а как-то раз, когда отец в очередной раз замахнулся, чтобы отлупить его за ребячество, из костра вылетела обугленная щепка и угодила отцу в глаз. Тот долго орал и ругался, а в конце концов залил огонь водой из ведра и утащил Эйдена домой, но Эйден почувствовал, что в огне было что-то родное и доброе. Куда добрее отца. С тех пор, где бы он не видел огонь, будь то крохотное пламя зажигалки или подожженная кем-то мусорка во дворе, Эйден тихо здоровался с ним себе под нос, чтобы никто не подумал, что он сумасшедший.
Иногда, в дни невыносимой тоски и грусти, Эйден брал Эйса, надевал на него купленную специально шлейку, и они шли в лес неподалеку, чтобы разжечь костер и посидеть погреться. Эйс никогда не старался убежать, напротив – всегда оставался рядом, неизменно мурча и вглядываясь в всполохи пламени, и Эйдену казалось, что кот такой же рыжий, как и костер, будто они родные браться. Эйден даже думал, что они подружились: Эйс пытался ловить редкие искры, вылетающие из костра, а огонь игриво завивал ему усы, если Эйс подходил слишком близко.
Время от времени Эйден брал в лес бутылку вина. Пил из горла, рассказывал про жизнь и обязательно делился, выливая в огонь понемногу, чтобы не затушить, а когда приходило время возвращаться домой – всегда извинялся, и говорил, что вернется вновь, а затем аккуратно заливал тлеющие угольки.
У Эйдена был его кот, была работа, которую он не то, чтобы любил, и было с кем поговорить. Ему этого хватало. Больше всего на свете он боялся потерять все то немногое, что имел, и поэтому, когда мимо него промчалась пожарная машина, первое, о чем он подумал, было «пожалуйста, пусть это не у меня», но подойдя к пансиону он почувствовал, как сердце его упало в пятки. Пансион горел. Пламя быстро распространялось, выбивало окна, пожирало все на своем пути.
Эйден рванул вперед, но его тут же остановили люди в форме.
- Туда нельзя, - рявкнул мужчина, отвесив Эйдену грубую пощечину. – Жить надоело?
- Там мой кот! – заорал Эйден тому в лицо. – Там мой кот!
- Его уже не вытащить! – прокричал в ответ мужчина. – Отойди и не мешай людям работать!
Он оттолкнул Эйдена, и тот безвольно опустился на колени. Жар от огня долетал до лица, а осколки от взорвавшегося окна оцарапали ему щеки. Это было его окно. Огонь добрался до его квартиры. Эйден понял, что по щекам текут горячие слезы, смешиваясь с кровью из порезов.
- Пожалуйста! – заорал он, закрывая глаза и громко всхлипывая. – Пожалуйста, прошу, только не Эйса! Прошу тебя!
Никто рядом не понимал, к кому обращается Эйден. Для всех он был просто обезумевшим от горя мужчиной, а он продолжал повторять «пожалуйста» все те часы, что ушли на тушение пламени. Пансион сгорел дотла. Даже когда дым улегся, никому не позволили войти внутрь: слишком шатким и дряхлым было здание еще до пожара, а теперь все могло рухнуть от любого шороха.
- Пожалуйста, - еще раз хрипло повторил Эйден, размазывая по лицу копоть и всматриваясь в обугленное здание. – Пожалуйста.
- Мяу, - ответил ему абсолютно невредимый рыжий кот, выпрыгнувший из окна абсолютно сгоревшего здания.
От него пахло костром и теплом, и чем-то очень, очень родным.

Стоило мне один раз увидеть, как люди ходят на охоту за сокровищами, используя поисковый магнит, как я тут же потратила на него последние деньги, оставленные на оплату других важных вещей. Мне казалось, что я обязательно найду что-нибудь ценное, продам, и заработаю на оплату всех долгов. В моем городе было полно всяких водоемов, и я, вооружившись своим приобретением, отправилась исследовать каждый.
Увы, никаких драгоценностей за первые пару недель я так и не выловила. Пара сдохших телефонов, гвозди и прочий металлолом, который я отдавала дворникам в обмен на редкую помощь в выносе крупного мусора. Но я была намеренна не сдаваться, и это упорство однажды привело к тому, что я вытащила небольшой железный ящичек, ужасно ржавый, но все еще плотно закрытый. Внутри что-то звенело, и я надеялась, что это звенит мое будущее богатство. Часть меня, пересмотревшая фильмов ужасов, была уверена, что в ящике сидит нечто, которое откусит мне голову, но жажда наживы всегда была у меня немного больше, чем жажда к самосохранению.
Я притащила ящик домой. Размером он был с небольшую коробку пиццы, а замок настолько заржавел, что легко поддался кусачкам. Выдохнув, я резко открыла его.
Внутри лежало несколько золотых монеток, и что-то, что я не успела разглядеть. Ящик вскинулся, больно ударив меня в лицо, и я упала, держась за рассеченную бровь. По руке потекла кровь. Мысленно попрощавшись с жизнью, я перевернулась на спину. Если что-то хотело меня убить, мне хотелось знать, что.
Ящик тем временем продолжал дергаться, лежа на столе. А потом из него показалась рука.
На этом моменте я, человек, пересмотревший тонну фильмов про неизвестных тварей, и знающий, что нужно уносить ноги, просто окаменел. Ноги не слушались, я не могла даже отползти в угол. Из ящика продолжило вылезать нечто, отдаленно напоминающее человека, но будто сошедшее с рисунка пятилетнего ребенка: конечности были непропорциональными и ужасно тонкими, а кожа была серая и склизкая.
Как у утопленника.
Я не могла убежать, но и глаз отвести тоже не могла. Сейчас, я думала, эта хрень меня сожрет. Мои кости хрустнут у нее в пасти, а пол, который я только вчера вымыла, окрасится красным. Кое-как пересилив ужас, я смогла немного повернуть голову. Я была в комнате одна. Мой пес, старый и глухой, скорее всего спал в комнате. Я могла только надеяться, что меня этой твари будет достаточно, и она не пойдет искать себе десерт.
Тем временем, нечто, вылезшее из ящика, шлепнулось на пол бесформенным клубком конечностей. Черные волосы закрывали лицо, на руках были желтые, ободранные ногти.
Ну вот и все, подумала я.
Тварь подползла ко мне. Конечности плохо ее слушались, и я, наверное, смогла бы от нее убежать, но он уже была напротив, а тело все еще не слушалось. Тварь протянула ко мне длинную руку, но вместо того, чтобы вцепиться мне в шею, она выставила вперед ладонь, на которой лежало несколько золотых монеток. Я вжалась в стену. Где-то я видела что-то подобное.
- Пла…та… - пробулькало нечто. – Сво…бо…да…
Я испуганно кивнула. Монетки были покрыты слизью, но выбора у меня не было, и я, вытянув дрожащую руку, взяла их. Тварь отступила на шаг.
- Хотеть… свобо…ду… Хотеть… гу…лять…
Что ж, хотя бы она не говорила о том, что хочет моей крови.
- Я помогу, - выдавила я из себя.
Кое-как поднявшись, я смогла дойти до входной двери. Тварь короткими прыжками попрыгала за мной. Насколько бы мерзко и страшно она не выглядела, страх мой постепенно начал отступать. Кажется, она не желала мне зла.
Я открыла входную дверь. Летнее солнце проникло в квартиру, и тварь, издав душераздирающий, но несомненно радостный вопль, на четвереньках выбежала, оставляя за собой мокрые следы.
Если она пошла жрать других людей, то я буду гореть за это в аду, но по крайней мере мой пес останется в порядке. Так я успокаивала себя несколько часов после инцидента, отмывая квартиру и золотые монетки, оставленные мне в плату. Ящик, все еще стоявший на столе, отправился на самые дальние антресоли. Мне не хотелось выходить из дома. Вдруг оно ждало меня там.
Однако, через пару дней я пересилила себя, и вышла на улицу. В ломбарде мне выдали приличную пачку денег за золото, и я тут же поспешила расплатиться по счетам.
Через несколько месяцев я, уже успев немного позабыть об инциденте, сидела в гостиной, когда услышала, что во входную дверь что-то скребется. Мой пес был дома. Возможно, это был соседский. Я без всяких раздумий открыла дверь, и тут же отшатнулась.
На пороге сидела та самая Тварь. Кожа ее высохла и местами потрескалась, волосы сбились в клоки, и выглядела она скорее жалко, чем страшно.
В руке у нее было зажато несколько крупных купюр.
- Мир… Стра…шно. Из…ме…нился… - произнесла она, не поднимая на меня глаз. – Ящик… По…жалуйс…та. Пла…та. Ос…тать…ся.
Я уже не ощущала страха, но было кое-что, что мне нужно было знать, прежде чем вернуть ее ее бывший дом.
- Тебе нельзя жрать меня или мою собаку, - строго произнесла я. Тварь дернула тонкими плечами.
- Ем… Ры…бу.
Подумав неизвестными мне частями мозга, я отступила от двери, давая Твари шанс войти.
- Сидеть, - сказала я, и она подчинилась.
Я принесла ей ее ящик, который забыла выкинуть. Тварь радостно скрылась в нем, неизвестно как уместившись в такое крохотное пространство. Из коробки на меня смотрели два налитых кровью глаза.
- Мне выкинуть тебя обратно в воду? – спросила я, на что глаза испуганно заморгали. – Хорошо, не буду.
Ящик отправился обратно на антресоли.
А в моем еженедельном закупе продуктов добавился пункт «рыба».
Варя с тех пор так и не показывалась, а я перестала использовать поисковый магнит навсегда.